|
Прогулки по левому интернету
Манипуляции нашим сознанием Это понятие ныне весьма популярно в оппозиционной публицистике. На сайте «антиглобалистов» (www.anti-glob.ru) открыт специальный проект под этим названием с приглашением к левым публицистам принять участие в обсуждении темы. Причин этой популярности мы коснемся ниже, а сейчас попробуем разобраться в определении этого понятия. Собственно пропаганда различных политических мнений и социальных оценок является обычным элементом политической жизни всякого общества. Но современные авторы усматривают в этом роде деятельности совершенно новые черты. Известный политический писатель С. Г. Кара-Мурза в специальной монографии «Манипуляции сознанием», которая выставлена на сайте www.kara-murza.ru, определяет это «как программирование мнений и устремлений масс, их настроений и даже психического состояния с целью обеспечить такое их поведение, которое нужно тем, кто владеет средствами манипуляции». При этом «главный родовой признак», который отличает манипуляцию от обычной пропаганды, он определяет как «скрытность воздействия и внушение человеку желаний, заведомо противоречащих его главным ценностям и интересам». По мере чтения этой книги читатель начинает ощущать себя в положении героя повести Набокова «Приглашение на казнь», для которого внешний мир как бы отделен от сознания неким полупроницаемым экраном, так что события, происходящие в мире, проецируются на него в формах, задаваемых внутренними устремлениями персонажа. У нынешних политических писателей этот полунепроницаемый экран выступает не как внутреннее свойство человеческой психики, а как результат целенаправленного воздействия внешних сил. Говоря о «нынешних» публицистах, мы хотим обратить внимание читателя на то обстоятельство, что г. Кара-Мурза не первый из тех, кто жалуется на «запрограммированность» мнений публики. Еще в 1940 году один из основоположников современного либерализма Эрих Фромм писал в книге «Бегство от свободы»: «Попробуйте узнать у обычного читателя газеты, что он думает о такой-то политической проблеме, и он перескажет вам более менее точно все, что об этом говорится в газете, при этом он выдаст такой пересказ прочитанного за свое мнение, но при этои он будет уверен, что все, что он нам пересказал, - это чистейшей воды результат его умозаключений и анализа политической ситуации». Фромм назвал это явление «псевдомышлением» (тогда слово «программирование» не было в широком ходу). Но, может быть, надо было не спрашивать, а слушать, Лет за 10 до этих жалоб Фромма другой европейский философ Ортега-и-Гассет напротив сетовал в книге «Восстание масс» на европейского обывателя, неожиданно в ХХ веке вылезшего на авансцену политической жизни с претензией на то, чтобы его вульгарные мнения, высказанные в беседах за кружкой пива в кафе или пивной, возвести в ранг политических программ для современного общества. Однако, когда эти мнения появились на страницах официозов, зазвучали с трибуны рейхстага и в политических заявлениях руководства третьей империи, Эрих Фромм, вынужденный бежать за океан, пришел в ужас и заговорил о дьявольских силах, сокрытых в человеческой душе. Но то, что ранее рассматривалось в качестве одного из элементов организации современного общества, под пером г-на Кара-Мурзы приобретает характер господствующей тотальности, на которой основана вся структура современного общества: «В России установлен такой политический режим, при котором главным средством господства стала манипуляция сознанием - программирование поведения людей через информацию». Да ладно бы только в России. Этот переворот совершен фактически во всех «цивилизованных» странах, и г-н Кара-Мурза, ничуть не сомневаясь в самом этом факте, ведет спор лишь об этической оправданности такого переворота: «Человек либерального образа мыслей (который сегодня вроде бы господствует в «культурном слое» России) убежден, что переход от насилия и принуждения к манипуляции сознанием - огромный прогресс в развитии человечества, чуть ли не “конец истории”». Не будем включаться в этот спор, но обратимся к реальности нашего быта. Читателю, наверное, известно, что в нынешней России численность сотрудников Министерства внутренних дел и других «правоохранительных» организаций достигает 2.5 млн. человек и впервые в нашей истории превышает численность войск, занятых внешней обороной. Впрочем, и боеспособная часть последних нередко используется с оружием в руках внутри границ нашего государства, как это происходит на Кавказе. Кроме того, охранительные функции выполняют достаточно многочисленные службы сторожей, смотрителей, вахтеров, команды личных телохранителей, сотрудники частных служб безопасности. Но и это не все. Молодые девицы и парни в торговых залах, бабушки у турникетов, кладовщики на складах и в подсобках, а также разного рода учетчики материальных ценностей, бухгалтеры и счетоводы, кассиры и операторы компьютеров в банках и сберкассах, - все они участвуют в процессе насильственного отчуждения человека труда от результатов его труда. Эта огромная армия, в основном, молодых, трудоспособных людей содержится за счет благ, созданных работниками, с единственной целью: обеспечить это отчуждение путем прямого вооруженного насилия или угрозы его непосредственного применения. И каждый обычный человек в своей обычной практике по нескольку раз в день мимоходом сталкивается с этой угрозой, проходя турникет метрополитена, кассу магазина и т.п. Целью этого насилия является не только отчуждение человека от результатов его труда, но и принуждение его к нужному кому-то трудую «Если человек отдает весь свой труд другим, питается недостаточно, отдает малых детей в тяжелую работу, уходит от земли и посвящает всю свою жизнь ненавистному и ненужному для себя труду, как это происходит на наших глазах, в нашем мире < >, то наверное можно сказать, что он делает это только вследствие того, что за неисполнение всего этого ему угрожают лишением жизни». Это писал Лев Толстой уже более ста лет тому назад. Если г-на Кара-Мурзу по идеологическим причинам воротит от анализа современных методов эксплуатации человека, представленного в «Капитале» Карла Маркса, то эти азы коммунизма он мог бы почерпнуть их из совершенно других литературных источников или разглядеть насилие непосредственно в реальной жизни. Но нет, в соответствии с одним из приемов манипуляции, описанным в его книге – манипуляцией внимания, т.е. возможностью «…заместить объект - увести важный объект в тень, в допороговую область, подсунув человеку служебный отвлекающий объект (имеющийся в реальности или построенный манипулятором)», г-н Кара-Мурза вообще устраняет насилие из жизни нашего общества. Естественно, при этом, что его практические рекомендации носят просветительский характер и содержат лишь рецепты разоблачения телевизионных поделок и идеологических мифов. Автор, видимо, понимает практическую недостаточность своих выводов и заключает их сожалением: «Все это, конечно, советы слабые». Нельзя сказать, чтобы произведение г-на Кара-Мурзы прошло незамеченным в оппозиционном Интернете. Несколько «левых» интернет-писателей выступили с разбором этой книги. Последний по времени анализ под названием «Ампутация сознания или немного воска для ослиных ушей. Критика произведения С.Г. Кара-Мурзы “Манипуляция сознанием”» появился в январе этого года на сайте Коммунист.ру. Мы уже собирались использовать некоторые интересные соображения из этой работы в данном обзоре, попеняв автору, скрытому под псевдонимом Скиф Ред, за чрезмерный объем (40 листов Word’овского текста через один интервал) и плохую структурированность рецензии, так что изложение иногда страдает сумбурностью, аргументы повторяются в разных частях работы и т.д., но тут обнаружили, что нас сильно подвела наша невнимательность. В процитированном заглавии, оказывается, присутствовало еще дополнение: «Часть I». После этого на том же сайте появилось еще 4 серии этой работы, что сделало ее окончательно нечитабельной. В какой-то степени Красный Скиф попался на провокацию, подстроенную, наверное, г-ном Кара-Мурзой совершенно ненамеренно. В своем изложении вопроса г. Кара-Мурза практически затрагивает весь круг исторических, политических и философских проблем ХХ века с некоторыми экскурсами и в остальные эпохи, при этом обсуждение поневоле становится фрагментарным, сообщения, как он выражается, некогерентными, прикрытыми авторитетами, нередко для большинства читателей таковыми не являющимися. Все это, по-видимому, и вызывает желание обсуждать каждый пассаж автора, хотя лишь очень немногие проблемы затрагиваются им на уровне, допускающем серьезное обсуждение. Но зададимся вопросом: возможно ли достаточно длительное манипулирование сознанием многих людей в смысле определения, процитированного в начале данного обзора, и имеет ли оно действительно столь широкое распространение? Здесь «неискушенному читателю» покажется даже неудобным ставить подобные вопросы, поскольку в книге г-на Кара-Мурзы значительный объем посвящен детальной компиляции работ по данной теме, преимущественно, из области рекламы, где это научное направление развивалось в первую очередь. Разумеется, здесь присутствует и ставший уже классическим опыт с попкорном, когда зрителям в кинотеатре поверх основного фильма со второго проектора весьма кратковременно, за пределами, казалось, возможности сознательного восприятия, проецировалось слово «попкорн», что в некоторых случаях увеличивало его продажу наполовину. Автор данного обзора должен признаться, что только при подготовке этого текста он узнал, что такое попкорн, и, будучи равнодушен к вкусовым качествам кукурузы, сильно сомневается в том, что подобная манипуляция возымеет действие на подобных ему зрителей. Для вышеописанного эффекта попкорн должен быть желанным лакомством человека. Ведь не будет же г-н Кара-Мурза утверждать, что, если бы вместо слова «попкорн» через второй проектор проецировали «г..о собачье», то после сеанса зрители в массовом порядке бросились бы на газоны в поисках этого продукта. О возбуждении каких «несвойственных человеку желаний» говорит этот эксперимент? В том же духе несостоятелен и другой пример, приводимый г-ном Кара-Мурзой уже из нашей жизни – «успешная манипуляция сознанием со стороны компании АО МММ. С помощью сделанной по классическим западным канонам рекламы большую выборку граждан - 7% москвичей - убедили снести свои деньги группе дельцов без всякой разумной надежды получить их обратно. Снесли и сдали - и потеряли. Но даже после этого 75% из них “верят Сергею Мавроди - и его избирают депутатом парламента. Даже после полного и окончательного краха, 29 июля 1994 г. тысячи людей стояли в очереди, чтобы купить со скидкой билеты МММ”». Но почему же без разумной надежды? В тот период складывались гигантские состояния многих нынешних нуворишей, и у братьев Мавроди также были шансы, но по неизвестным нам причинам их оттеснили от дележа пирога более удачливые конкуренты. Они остались за бортом, а с ними и те, кто ставил на них в своем также вполне рациональном стремлении. Математики говорят, что доказательство теоремы, т.е. некоего общего утверждения, должно распространяться на все объекты из области ее применения, а вот для опровержения представленного доказательства достаточно одного примера (частного случая) из этой области. В гуманитарных науках не принято, правда, подобная логическая строгость, многое строится на методах образного, художественного мышления с использованием фантазии, ассоциаций и эмоциональных факторов. Но все же почему-то ученые-естественники, переходя в область общественных отношений, забывают принципы научного мышления, и очень часто становятся жертвами «наукообразных» мистификаций. Г-н Кара-Мурза сам продемонстрировал, сколь шаток авторитет академического звания в этой ситуации на примере академика Сахарова, но и его потенциал доктора наук оказался невостребованным в этой монографии. В какой-то мере, нам кажется, здесь сказалось привычное для научно-технической культуры доверие к выводам предшественников, так что цитата из апробированного, как принято говорить в этих кругах, источника становится доказательством. В научно-технической области это часто бывает оправданно, поскольку разные авторы исходят из общих предпосылок. Да и ссылки здесь обычно «краткосрочны», если автор не касается истории своей науки. Иное дело в гуманитарных науках. Здесь истоки рассуждений могут быть совершенно противоположны, и, выбирая источник мнений в качестве своих доказательств, компилятор волей-неволей присоединяет к цитате все основания предшественника (если он, конечно, не хочет подчеркнуть универсальность тезиса, который вроде бы получается из совершенно различных первооснов). Так вот в основе самой возможности манипуляции массовым сознанием лежит тезис, который в свое время наиболее кратко сформулировал Милюков: «Народ глуп». Г-н Кара-Мурза, правда, не использует его в такой ясной форме, а обращается к другим, более софистическим формулировкам. В частности, он широко цитирует Гюстава Лебона (1841-1931), присоединяясь, по-видимому, к оценке его как «Маккиавели нового времени». Этот новоявленный Маккиавели разрабатывал в конце XIX – начале ХХ века концепции неравноценности человеческих рас (подчеркивая, конечно, превосходство арийцев) и иррациональности поведения народных масс. Его довольно-таки примитивные труды давно бы канули в Лету, если бы не являлись очевидным свидетельством того, что фашизм в Германии не был просто маниакальным психозом, случайно зародившимся в голове пострадавшего на фронте ефрейтора, а имел глубокие исторические корни в немецкой идеологии. Но об этом г-н Кара-Мурза в соответствии с описанным им принципом «умолчания о контексте» не сообщает читателям. Вообще принцип умолчания широко практикуется автором в рассматриваемой книге. Вот г-н Кара-Мурза взялся разрушать «миф» о черносотенцах, как погромщиках и убийцах. И даже более того – «миф» о массовости и жестокости прокатившихся в начале ХХ века преимущественно по западным губерниям России еврейских погромах. Цитируя «официальные отчеты» прокуроров, «известных еврейских историков», «левых» кадетов и «историков черносотенства» тогдашнего времени, г-н Кара-Мурза внушает читателю мысль, что собственно и не было в России еврейских погромов, а были лишь гражданские беспорядки, не имевшие национальной направленности, число жертв которых сильно преувеличено, тем более что процент евреев среди этих жертв по данным официальной статистики составлял когда 43, когда 34, а когда лишь 25%. Правда среди первоисточников своих рассуждений г-н Кара-Мурза не упоминает наиболее авторитетных (и в то время, и ныне – для нас) лиц: Толстого, Короленко… Это - один из описанных им приемов подачи информации с целью манипуляции сознанием. Но это также пример и бесплодности этой методологии: ведь для большинства, для подавляющего большинства читателей одна фраза жившего тогда и наблюдавшего все эти события Льва Толстого весомее, чем все «труды» цитированных г-ном Кара-Мурзой «исследователей». Таков уж парадокс «массового сознания». В эту же методологию укладываются ностальгические размышления г-на Кара-Мурзы о приснопамятном Союзе русского народа и о черносотенцах вообще. По его мнению, на «черную сотню» совершенно напрасно навешивают обвинения в организации еврейских погромов в России. «Спрашивается, каким образом Союз русского народа, созданный в ноябре 1905 г. и до 1906 г. проводивший только закрытые собрания, не участвуя даже в устной агитации, может быть причастен к погрому в Кишиневе в апреле 1903 г.?» - задает г-н Кара-Мурза риторический вопрос, надеясь на невежество читателей. Может быть, читатель и не вспомнит, что до октября 1905 года существование политических партий и союзов любого направления было запрещено законом, и лишь после царского манифеста, «даровавшего» России конституцию, различные политические силы, существовавшие дотоле в «распыленном состоянии», стали конституироваться как легальные организации. Естественно, собирались по интересам: либералы – в кадеты, черносотенцы и погромщики - в Союз русского народа, якобы вполне политкорректную организацию «монархистов-традиционалистов, которые выступали против готовящейся либеральной революции». На читателя не может не произвести впечатление список достаточно известных деятелей культуры и науки, поддерживавших Союз. Правда, список явно не полон, а принцип отбора хорошо коррелируется с принципом «умолчания», обсуждаемым г-ном Кара-Мурзой. В списке не поминается, например, такая колоритная личность, как В.М. Пуришкевич, один из организаторов Союза, а позднее руководитель его дочернего предприятия – Союза Михаила Архангела. Не упоминается, а зря: Пуришкевич оставил заметный след в истории не только как непосредственный участник убийства Григория Распутина, но и как автор смачного призыва спасать Россию, который и ныне, сто лет спустя, имеет хождение в некоторых слоях нашего общества. Странно, но, опираясь на расистские построения Лебона и соблюдая почтительную политкорректность по отношению к «черной сотне» в России, г-н Кара-Мурза не выказывает симпатий национал-социализму, как этого, вроде бы, следовало ожидать. Более того, он энергично протестует против установления генетической связи между черносотенством и фашизмом. И в этом мы должны его поддержать. Действительно, идеология немецкого фашизма не числит в своих предшественниках русских монархистов-черносотенцов, да ей в этом нет и необходимости. Так уж исторически сложилось, что со Средних Веков Германия и Польша были естественным ареалом обитания антисемитизма на подобие того, как некоторые районы Прибайкалья являются естественными ареалами обитания бациллы чумы. Страшная болезнь циркулирует в них скрытно в крови грызунов и мелких хищников, удерживаемая в границах этих областей контролем за перемещением людей и животных, санитарными кордонами и тому подобными мерами. Так и в Европе антисемитизм, поддержанный первоначально феодалами и церковью, для которых он были основанием для периодического грабежа торгового капитала, и удобной подставой для недовольных масс, стал также элементом идеологии среднего класса, бюргерства, которое в странах центральной Европы слишком долго и трусливо прислуживало своим «благородным» властителям. Антисемитизм стал в Германии и традицией низов, передаваемой из поколения в поколение, и элементом немецкой идеологии, присущим и гениям (Гете) и филистерам типа Лебона. Но в Новое Время под давлением экономической необходимости он постепенно уходил с открытой политической арены. Вспоминая эпоху перед первой мировой войной, будущий вождь германской нации писал: «Я совершенно не припомню, чтобы в доме моих родителей, по крайней мере, при жизни отца, я хоть раз слышал это слово. Мой старик, я думаю, в самом подчеркивании слова "еврей" увидел бы признак культурной отсталости». Да и его собственные настроения того времени могут вызвать удивление у современного читателя: «Тон, в котором венская антисемитская пресса обличала евреев, казался мне недостойным культурных традиций великого народа. < > Надо мною тяготели воспоминания об известных событиях средневековой истории, и я вовсе не хотел быть свидетелем повторения таких эпизодов». Г-н Кара-Мурза слегка иронизирует по поводу высказывания Энгельса: «Если он [антисемитизм] оказывается возможным в какой-нибудь стране, то это лишь доказывает, что капитал там еще недостаточно развит». Ну да что там старик Энгельс, он жил в XIX веке. В 1913 году будущий великий вождь и отец всех народов, посетив с кратковременным визитом центральную Европу, был явно умилен разрешением там национального вопроса: «Германия – уже Европа с большей или меньшей политической свободой. Неудивительно, что политика “покушений” (на национальное существование малого народа, вкрапленного в основной, державообрзующий, как говорят сейчас, народ – прим. Ю.М.) никогда не принимает там формы погрома». Это за 20 лет до хрустальной ночи. В России не было средневековой традиции антисемитизма, хотя бы в виду отсутствия евреев в исконно русских областях Московского государства. Присоединение сильно полонизированных территорий бывшей Киевской Руси, а затем раздел самой Польши и установление в империи чисто немецкого правления династии псевдо-Романовых изменили ситуацию. По мере обострения революционной борьбы против самодержавия немецкие правители все чаще пытаются, используя старые наработки своей этнической родины, разыграть в стране еврейскую карту. Они сохранили и усилили в России ограничения и установления антисемитского характера, постепенно отмененные уже в Германии и Австро-Венгрии, и открыто выражали свою поддержку Союзу русского народа. После его организации Николай II принял его делегацию и заявил о своем присоединении к нему. Г-н Кара-Мурза пишет, что «власти жестоко расправлялись с погромщиками», но ведь они же и провоцировали погромы. Достаточно напомнить позорное дело Бейлиса, раскрученное столыпинской охранкой в лучших традициях средневековой немецкой инквизиции, дело, вообще-то, невероятное в ХХ веке – о якобы убийстве христианского мальчика евреем для использования его крови в ритуальных целях… Нет, русские черносотенцы в идеологическом плане не были предшественниками национал-социализма, они сами использовали немецкие наработки в идеологии, причем далеко не первой свежести. Но в чем они действительно проложили новые пути своим немецким коллегам, так это в области практического действия. Погромы в западных, наиболее окультуренных губерниях империи и их еще более массовые повторения позднее в тылах христолюбивого белого воинства, возродившего также практику виселиц на площадях городов, карательные военные экспедиции по взбунтовавшимся селам с показательными расстрелами «активистов» и «зачинщиков» – все это продемонстрировало немецкому бюргеру практическую возможность повторения «известных событий средневековой истории» на уже новом техническом уровне, взломало санитарные кордоны в идеологии и политике. Мы так подробно остановились на одной из тем, затронутых в книге г-на Кара-Мурзы, теме, хорошо знакомой отечественному читателю, чтобы обнаружить интересный факт: почти все приемы «манипуляции сознанием», перечисленные автором, широко используются им самим. Даже «птичий» язык, также причисленный к явным признакам манипуляции – посмотрите на терминологию книги: «некогерентность мышления», «мозаичность» мышления, «сублиминальное воздействие», «социодинамика культуры», «суггесторное воздействие», «аутизм интеллигенции» и т.п., хотя автор недвусмысленно утверждает: «Непонятные слова имеют или целью подавить слушателя фальшивым авторитетом “эксперта”, либо выполняют роль шаманского заклинания и призваны оказать гипнотизирующий эффект». Но все же мы не хотим обвинять г-на Кара-Мурзу в попытке манипулировать нашим сознанием. Его книга издана, наверное, не массовым тиражом и по содержанию заинтересует лишь небольшое число достаточно подготовленных читателей, сознанием которых не так просто манипулировать. Но г-н Кара-Мурза не одинок в той части оппозиционной нынешнему режиму идеологии, которая представляет из себя странную смесь ностальгии по советским временам и реминисценций по «России, которую мы потеряли» в 1917 году. Отчасти эта смесь становится элементом официальной идеологической доктрины нынешнего государства, причем в такой степени, что руководители оппозиции уже жалуются на то, что проправительственные партии перехватывают их лозунги. Но больщей частью эти идеи уже не в столь наукообразном виде, растекаясь по газетным статьям, листовкам и лозунгам, формируют тот идеологический пейзаж, на фоне которого относительно политкорректные молодые люди вскидывают в приветствии руку, скандируя «Слава России!», а молодежь совсем уж вне рамок политкорректности режет азербайджанских девочек и забивает насмерть темнокожих студентов. Разумеется, связь эта многоступенчата, и скинхеды не читают произведений г-на Кара-Мурзы. Да если кто-либо бы из них и дал себе труд прочитать и что-либо понять в подобных сочинениях, то счел бы их идеи интеллигентской болтовней, не то, что «крутые» высказывания их авторитетов. Но ведь и штурмовики Рема не читали Гюстова Лебона, который писал о низших расах в весьма добродушном, патерналистском тоне и, наверное уж, не предполагал строительства газовых камер в Освенциме. Но не будем сгущать краски. Не будем и приписывать книге г-на Кара-Мурзы столь заметного влияния на нашу жизнь. Здесь нам пора вернуться к вопросу, рассмотрение которого мы отложили в начале этого обзора, к вопросу о причинах популярности тематики «манипуляции сознания» в оппозиционной прессе. Эта книга в потоке аналогичных публикаций отражает насущную потребность оппозиционных идеологов объяснить происшедшую в нашей стране реставрацию. Как это случилось, почему усилиями класса мелких горожан, работавших по найму, при равнодушном молчании основных производительных классов – промышленного рабочего класса и крестьянства – произошло разрушение, казалось, незыблемой системы социализма? И первопричину реставрации г-н Кара-Мурза видит в целенаправленной манипуляции сознанием нашего народа внутренними и внешними силами. Многими примерами в рассматриваемой книге иллюстрируются методы разрушения советской идеологии, проводимые западными странами и внутренней оппозицией в Советском Союзе, так что читателю преподносится своего рода энциклопедия использованной в этой борьбе «мифологии»: «белых мифов» - с апологетикой капитализма и «черных мифов» - поливающих грязью советскую действительность. Среди последних - большое число «мифов» разного уровня: избыточное производство тракторов в СССР, жестокость советской милиции и т.д., включая, конечно, размах террора в 30-ых – 40-ых годах ХХ века. Именно в этой пропаганде, в распространении среди советских людей этих взглядов видит г-н Кара-Мурза главные причины падения Советской власти. Но вот что интересно: эти «мифы» (некоторые из них все-таки исторически обоснованы, другие являются явным продуктом недобросовестной фабрикации) имели хождение и ходят иногда до сих пор в среде служащих горожан, т.е. людей, которые сами никогда не сидели за штурвалами тракторов, не имели сами серьезных столкновений с милицией, да и эпоха террора отделена от их рождения промежутком не менее, чем в 10-20 лет, что в чисто психологическом плане отводит эти события в общий временной пласт с Бородинским сражением, Цусимой и битвой на Курской дуге, т.е. в историю, в которой всяко бывало и не только в нашей стране. Но если опровергнуть перед таким человеком некий распространяемый им «миф» с помощью достаточно обоснованных доводов, и он согласится выслушать вас, то это не изменит его общего отношения к советской действительности – он немедленно выставит в его обоснование еще десяток «мифов». Эти «мифы», очевидно, не были первопричиной отторжения их носителей от Советской власти, а являются лишь рационализацией по Фрейду этого отторжения. Г-н Кара-Мурза догадывается об этом, и в дополнение к своим рассуждениям вынужден все-таки взглянуть и критически на «реальный социализм» в СССР. В этой связи он поминает и «недовольство людей, вызванное уклонением власти от советских идеалов», и «узкий набор “признанных” потребностей», и «возрождение сословности в позднем советском обществе» … Но, чувствуя, что этот анализ может завести его слишком далеко, автор останавливается на полпути, отнеся все эти реальности в разряд второстепенных факторов в качестве «объективных предпосылок для успешной манипуляции сознанием советского человека», тем самым окончательно отказываясь от монистического понимания нашей истории. Таким образом, понятие манипуляции является единственным выходом для писателей, чувствующих себя гласом, вопиющим в пустыне. Они говорят совершенно ясные для них вещи, но их не слушают, они указывают на совершенно правильные с их точки зрения пути, но по ним не идут. Почему? Ясно, что сознанием масс управляют целенаправленно и эгоистично, - как у Райкина: ох, дурят нашего брата, дурят… Непосредственным следствием этих взглядов является исторический пессимизм – ведь очевидно, что сторонники «правильных» взглядов и мнений никогда в нынешнем обществе не будут иметь тех финансовых, а, следовательно, и технических возможностей для обращения к народу, что и злонамеренные манипуляторы. Книга г-на Кара-Мурзы и заканчивается на пессимистической ноте. Конечно, может быть, Милюков был прав, утверждая, что народ глуп. Народ ведь понятие собирательное, он состоит из отдельных людей, из всех нас. Разум каждого из нас достаточно ограничен по своим аналитическим возможностям. Тот же проф. Милюков дает этому пример: ведь посчитал же он тогда, в 1917 году, что народ, скинув царя, позволит ему, используя думские процедуры и «демократический» характер временного правительства, проводить ту же, царскую, политику: вести войну до победного конца, отложить раздел помещичьей земли до того же конца, позволять финансовым спекулянтам в условиях надвигающейся разрухи и голода наживать и проживать огромные состояния и т.д. Сейчас очевидна, мягко говоря, наивность этих расчетов, но об этом и в то время многие догадывались, люди разной идеологии, не только Ленин и Троцкий, но и тот же Пуришкевич, стремившейся к установлению военной диктатуры. Но профессор рассчитывал, по сути, на возможность эффективной манипуляции сознанием масс. И просчитался. Правда, и совокупность наших размышлений не делает наш коллективный разум (если использовать это понятие) неким воплощением абсолютной логики развития, заложенной в этом мире еще до возникновения солнечной системы. Он все равно – в целом и по частям, по классам – остается ограниченным человеческим рассудком, склонным к ошибочным суждениям, к переоценке или недооценки рассматриваемых факторов, а потому являющимся не очень надежным инструментом исторического прогноза. Что делать, но другого инструмента у нас нет. А потому и не хотелось бы отказаться от него, следуя концепции г-на Кара-Мурзы. Да в общем в этом и нет необходимости. Действительно, на телеэкранах по вечерам отплясывают разные теле-прости-господи, изображая из себя опытных «манипуляторов», перед публикой трясут своими немощными телесами записные юмористы и государственные деятели разного ранга, в газетах и на сайтах Интернета повизгивают в щенячьем восторге молодые борзописцы из команд МН, РЖ и т.п. Но так ли уж эффективна их деятельность, так ли уж много народа их смотрит и читает, а главное принимает в серьез их старания? Кстати, оценка эффективности манипуляторов ведь производится самими манипуляторами, в круг которых включены и различные организации по опросам общественного мнения. А круг манипуляторов состоит отнюдь не из бескорыстных защитников общества чистого чистогана, и главный интерес манипуляторов - в манипуляции сознанием своих спонсоров. Обращаясь к реальности, мы при некоторой непредвзятости рассмотрения дела найдем множество примеров их неэффективности. Вспомним, читатель, как во время предыдущего майдана в Киеве туда был направлен десант наиболее проверенных экспертов во главе с бывшим диссидентом Глебом Павловским. Десант провалился, и г-н Павловский вынужден был даже оправдываться публично, что его, мол, посылали помочь на выборах, а не делать революцию (цитирую по памяти). Для его работодателей это прошло. Но и внутри России эти работодатели не слишком абсолютизируют возможности манипуляции. Более полагаются на организационные меры: отменили выборы губернаторов, изменили статус верхней палаты парламента, убрали графу «против всех», сняли порог явки на выборы и повысили порог прохождения партий до 7%, плюс «административный ресурс» - все это более надежно обеспечивает хотя бы структурную устойчивость действующего режима. А эффективность «манипуляций сознанием» - вот недавняя оценка этого рода деятельности одним из наиболее умных членом этого сословия - В. Познером в интервью корреспонденту Новой газеты С. Варшавчику (www.ng.ru/index4.html): «Мы напрасно полагаем, что то, что мы знаем, и то, как мы думаем, – знает и думает население России. Это не так». Более того, Познер сумел подметить нарастающий разлом в общественном сознании: «Власть не справляется с тем, что происходит в стране, потому что она имеет дело с населением, которое становится все более циничным и все менее готовым поверить во что-либо и потому инертным и безразличным». Этот разлом не улавливается в опросах ВЦИОМ, поскольку сама методология, сами вопросы оставляют респонденту выбор лишь на одной стороне разлома. Существенно, что этот разлом существует не между официозами и оппозицией, он смещен вглубь народа так, что большая часть оппозиционных структур оказывается по одну сторону с власть имущими. Это явление, вообше-то, отмечено давно, но оппозиционные деятели разного толка предпочитают игнорировать его. Мы сошлемся на уже давнюю статью Егора Холмогорова «Народ безмолвствует» (Товарищ, 26 Сентября 2003). В ней автор говорит о молчаливом большинстве, «которое не орет на митингах, прогуливает выборы, в телевизоре предпочитает платной теледемагогии футбольные матчи и мыльные оперы. И которое обо всем имеет свое мнение, высказывая его, правда, лишь между прочим - недовольным ворчанием, раздраженным окриком, цежением сквозь зубы, а чаще всего – молчанием …». Но каковы эти мнения и как они соотносятся с различными течениями в оппозиционной идеологии? Е. Холмогоров полагает, что «мы слишком мало знаем о том самом мнении народном, которое грозным молчанием нависло над уже ставшей привычной нам системой вещей». Но оно явно лежит за пределами допустимого дискурса всех политических течений. Если политик, пишет Е. Холмогоров, «начинает речь со ссылки на то искреннее общественное сочувствие к американцам, которое вызвали в России теракты 11 сентября, то он может не продолжать - с этого момент он говорит только "для своих", которые и так все знают». Вот и Скиф Ред в упомянутой выше серии статей, с брезгливостью написав о появившихся на некоторых интернетовских форумах высказываниях типа «так им и надо», сразу оказался по другую сторону разлома. Туда же попадает, как пишет Е. Холмогоров, «любой оратор, который указывает на очевидный факт - за границами нынешней России оказались миллионы русских, которые стали угнетаемым меньшинством, а сами границы насильственны и произвольны, обязательно заканчивает заявлением о том, что он не призывает к пересмотру границ». И т.д., автор продолжает этот перечень, но относит границу разлома в область лингвистики: «такое игнорирование реальной политической проблематики вполне естественно. Оно формируется той "культурой" речи, которая была навязана всем частям нашей интеллигенции на протяжении последней чертовой дюжины лет. Это – культура оговорок и "реверансов" при высказывании любых здравомысленных и очевидных для народа суждений». Если бы… Этот разлом – грозный признак. «Молчаливое большинство не устранено от истории. – пишет Е. Холмогоров. - Именно ему принадлежит право на спонтанное национальное действие - единое и единовременное ДЕЙСТВОВАНИЕ в одном направлении тех, кто вроде бы никак не должен соотносить друг с другом свою деятельность. <…> Это национальное действие обычно наделено достаточно внятной и жесткой идеологией». Так было перед 1917 годом. Но тогда у молчаливого большинства было действительно более или менее единое мнение – долой самодержавие, мир, земля и воля. Ныне же такого преобладающего вектора в идеологии молчаливого большинства явно нет. И прогнозы относительно реализации права молчаливого большинства на спонтанное национальное действие становятся неопределенными: оно, это «действование», может стать вновь очистительной грозой или ввергнуть страну в национальную катастрофу, но в любом варианте оно может быть направлено против всего нынешнего политического истеблишмента как правого, так и левого толка. Юрий Миронов
Прислано по электронной почте. Администрация сайта не во всем согласна с мнением автора. |