|
Мн УДК 101.1:316 ОСЕВОЕ ВРЕМЯ-2 – ВОЗВРАЩЕНИЕ К ИСТОКАМ ИЛИ ПОГРУЖЕНИЕ ВО ТЬМУ? А.Л. Сафонов А.Д. Орлов Кафедра истории и социологии Московского Государственного индустриального университета, 115280, Москва, ул. Автозаводская, д. 16 По мнению авторов, историческая сущность «Осевого времени» Карла Ясперса –переход от этнической эволюции с ее социобиологической природой к возникновению и эволюции государств, имеющих неэтническую природу и благодаря этому способных консолидировать крупные пространства и разнородные этносы. Государство, как более совершенный, гибкий и мощный тип социальной системы, в которой этническая идентичность отошла на второй план, победило неолитический этнос, на долгое время ушедший в тень институтов нового, политически сконструированного социума. Эпоха глобализации завершает двухтысячелетний виток Истории, демонстрируя деструкцию и примитивизацию крупных социальных систем, зародившихся в «Осевое время», прежде всего – наций и национальных государств. Превращение локальных социумов в открытые системы вызывает компенсирующие дивергентные процессы: активизацию и регенерацию этносов, этнического и религиозного сознания. Для объяснения механизма этнокультурной дивергенции, как следствия кризиса гражданских наций в условиях глобализации, авторы вводят и обосновывают гипотезу устойчивого (на протяжении ряда социально-экономических формаций) параллелизма этноса и нации, как пересекающихся, но существенно различных по генезу, механизму воспроизводства и функциям социальных групп.
Ключевые слова: Осевое время, глобализация, глобальный кризис, этнос, этничность, нация, национальность, государство, социальная группа, идентичность. AXIAL AGE-2: RETURN TO ORIGINS OR DIVE TO THE DARKNESS? A.L.Safonov A.D.Orlov History and sociology Department of Moscow State industrial university, 115280, Moscow, Autozavodskaya street, 16 zumsiu@rambler.ru
According to the authors, the historical essence of
the "axial age" of Karl Jaspers is the transition from the ethnic evolution
of its sociobiological nature to the emergence and evolution of the states
with its non-ethnic nature and thus able to consolidate the large space and
the diverse ethnic groups. Keywords: Axial age, globalization, global crisis, ethnic group, ethnicity, nation, nationality, the state, social group, identity.
Осевое время, как ключ к современности Системный кризис социальной теории, закономерно порожденный глобальными качественными изменениями социальных процессов и институтов, закономерно вызывает обращение к золотому фонду мировой философской мысли, скрывающему идеи, обобщения и предвидения, не востребованные своим временем, но актуализированные в условиях новой социальной реальности. Одним из таких подходов является выдвинутая Карлом Ясперсом концепция «Осевого времени» [1], как особого исторического периода, в ходе которого в основных цивилизационных центрах Старого Света практически одновременно возникли классические религиозно-философские доктрины, подготовившие и предвосхитившие развитие Человечества на два тысячелетия вперед. Глубинную общность этих доктрин К. Ясперс увидел в историческом прорыве от мифа к логосу, от архаичной традиции к рациональности, от нерасчлененности непосредственного восприятия к философской рефлексии. Очевидной целью Карла Ясперса, как яркого представителя европейской философии, был выход за пределы европоцентризма, поиск единства несхожих мировых цивилизаций, активно возвращавшихся в мировую политику, попытка осмыслить человечество с надцивилизационной позиции. Современный глобальный кризис национального государства и гражданской нации, требующий переосмысления генезиса государства, как социального института, в конце 40-х был для Ясперса и его современников далек и неактуален. С точки зрения сегодняшнего кризиса социальной теории, выдающейся научной заслугой К.Ясперса стало само выделение Осевого времени, как исторически короткого ключевого периода, в ходе которого региональные цивилизации совершили синхронный прорыв не только от мифа к Логосу, но и от родоплеменной архаики к развитым государствам имперского типа, объединяющим десятки локальных этносов и исторических провинций. Очевидно, именно в Осевом Времени надо искать ключи к пониманию современного глобального кризиса, угрожающего системообразующим институтам и ценностям цивилизации, возникшим два тысячелетия назад. Парадоксально, что после впечатляющих достижений неолитической революции (земледелие, скотоводство, ремесла) развитие человечества, организованного в этнические, родоплеменные структуры, шло медленно и крайне неравномерно, перемежаясь периодами регресса и упадка. Достижения регулярно возникавших изолированных локальных цивилизаций безвозвратно терялись после социальных и природных кризисов и катастроф. С точки зрения эволюции социально-экономических организмов (систем), Осевое Время стало рубежом, за которым длительный (сотни лет) и глубокий (с утратой большей части исторической памяти и социальной наследственности) социальный регресс стал невозможен. Возникновение непрерывного пред-глобального транс-цивилизационного пространства, связанного караванными и морскими путями, большой Ойкумены, в котором шло постоянное взаимодействие возникших в ОВ цивилизаций. С этой точки зрения, одновременность возникновения основных религиозно-философских учений, определивших облик современности, глубоко закономерна, так как отражает начало постоянного взаимодействия основных цивилизационных центров Старого Света. Возникшие в Осевое Время религиозно-философские системы включали в себя инструменты научного познания – рефлексии, логики, представлений о причинности, создав, тем самым, «методологическую матрицу» для накопления и обобщения эмпирического опыта и, в конечном счете – создания науки в Новое время. Внеэтнический, потенциально универсальный, характер ведущих религиозно-философских учений Осевого Времени, способствовал созданию и воспроизводству крупных политических пространств (государств и империй), объединяющих этносы и исторические провинции. Взаимодействие в рамках Большой Ойкумены положило начало конкуренции государств, культур и цивилизаций, что стало стимулом к техническому и социальному прогрессу, застраховало человечество от глубоких и длительных провалов в развитии. Таким образом, начиная с ОВ, откат к догосударственным формам социальной жизни и дописьменным формам знания стал невозможен, историческое развитие приобрело однонаправленный, прогрессивный характер, который сохранялся вплоть до эпохи глобализации. Но ключевая социальная инновация Осевого Времени – отход на второй план классического, примордиального этногенеза и протоэтноса (состоящипх из родоплеменных социальных общностей) и выход на первые позиции государства, как искусственного социально-политического конструкта, социальной машины, создаваемой по чертежам и лекалам религиозно-политических учений. Государство, как новый, более совершенный, тип социального организма, победил неолитический этнос, не уничтожив его, а используя его как социальный фундамент. Характерно, что религиозно-философские учения, возникшие в Осевое время, включали в себя развернутые нормативные модели идеального государства с их идеологическим обоснованием. Если до начала Осевого Времени катастрофы и кризисы первых, изолированных друг от друга, цивилизаций и государств вели к социальному регрессу на сотни лет, утрате письменной и устной традиции, то после Осевого Времени гибель политических образований не вела к утрате непрерывности социального развития, так как политическая надстройка социума восстанавливалась на основе готовой социальной модели., минуя новую длительную эволюцию первичного, примордиального, этноса. Философско-религиозная доминанта всех учений Осевого времени выражается в идее Царства, Державы, Империи (несколько позже – Халифата), как земного воплощения божественного миропорядка, потенциально готового вобрать в себя все земли и племена (т.е. этносы). Таким образом, социальная сущность «Осевого времени» Карла Ясперса – качественный переход развития от этнической эволюции с ее социобиологической природой к возникновению и эволюции государств, имеющих социально-политическую природу и способных в исторически ничтожные сроки консолидировать громадные пространства и разнородные этносы. При этом этнос не исчез, а перешел на уровень обеспечивающей подсистемы нового, политически сконструированного социума. Политика отделилась от родоплеменных структур, в то время как этническая, родоплеменная компонента политики ушла в тень, сохранившись на цивилизационной периферии и консервируя этнографическую периферийность. Характерно, что Ясперс завершает «Осевое время» возникновением полиэтнических и мультикультурных эллинистических государств, завершивший длительный период бурного социально-государственного строительства предшествующих веков. По сути, «Осевое время» было периодом интенсивной апробации, естественного отбора и сравнительного испытания на прочность, конкурентоспособность и устойчивость самых разных социальных и политических моделей, выстроенных на различном этнокультурном субстрате. Осевое время было временем интенсивного социального, религиозного и политического экспериментирования, захватившего пространство земледельческих культур от Средиземноморья до Китая, причем выдающиеся исторические фигуры того времени были не только пассивными интерпретаторами и теоретиками, но и активными социальными экспериментаторами. Именно на этом громадном, разнообразном и жизненно важном для о выживания конкурирующих социумов практическом опыте государственного строительства и выросли религиозно-философские учения, отделившие философию от мифа и заложившие основы социально-политической теории, определившей облик последующих двух тысячелетий. Более того, сложившиеся в те годы религиозно-философские системы были не только источником, но и порождением периода первоначальной эволюции политического государства, сменившего и поглотившего и вытеснившего на геополитическую периферию догосударственные формы социальной организации. Введя понятие «Осевого времени»., Карл Ясперс сконцентрировал внимание на генезисе философских учений, опустив качественный скачок в социальном развитии соответствующих обществ, поднявшихся над родоплеменными отношениями с их социобиологическими корнями на уровень гражданских обществ , протонаций, в которых этническая идентичность отошла на второй план. Сегодня, мировая история завершает двухтысячелетний виток, принудительно возвращая Человечество к проблематике «Осевого времени». В глобальном масштабе идут процесс ы деструкции и примитивизации крупных социальных систем, зародившихся в «Осевое время». Вопреки ожиданиям, крупные индустриальные и постиндустриальные нации на распадаются этносы, вопреки фантастическому взлету науки, идет обвальный возврат к этнизму, радикальной теократии и другим формам архаического группового сознания. Настает новое «Осевое время», «Осевое время-2» - исторический поворот, качественно меняющий всю социальную реальность.
Государство и этнос – о природе этнического и национального
Осмысливая современный кризис через призму Осевого времени, мы подходим к необходимости разграничения двух базовых компонент социальной структуры - этнической, первоначально сложившейся еще в ходе неолитической революции, и национально-политической, сложившейся в Осевое время и оттеснившей традиционный этнос на географическую и социальную периферию. До конца 20 века считалось, что социальное развитие идет по пути конвергентной трансформации этносов в нации с потенциальным образованием некой глобальной общечеловеческой общности, этнические и национальные особенности в которой исчезают по мере формирования глобального экономического и информационного пространства [2]. Несмотря на очевидную механистичность такого подхода, до последнего времени он вполне адекватно отражал ведущую в то время тенденции культурной унификации, формирования полиэтнических государств и больших культурно-языковых пространств, размыванию институтов традиционного общества и сельских общин, как основных резерватов традиционного образа жизни. Это порождало уверенность, что этнос и этническое сознание являются атавизмом, социальным фантомом. Между тем, в настоящее время, когда глобальная экономика стала реальностью, в общемировом масштабе наблюдается процесс активизации и регенерации этносов, этнического и религиозного сознания, захвативший не только периферию, но и ведущие мировые державы. Давно ожидаемый кризис гражданских наций оказался не синтезом глобальной общности, а распадом гражданских наций на этноконфессиональные группы. «Плавильные котлы» глобального и регионального масштаба так и не сформировали гомогенного социума с общей идентичностью. Однако ни одна из сложившихся в 20 веке теорий этноса, выстроенных на фундаменте экономического детерминизма, не объясняет постиндустриального всплеска этничности и религиозности. Налицо нарастающее расхождение социальной теории с практикой глобализации, которая вместо ожидавшейся конвергенции вызвала к жизни процессы этнокультурной дивергенции, охватившие большую часть современного мира, невзирая на локальные цивилизационные и политические особенности. Примером неожиданного краха модели «плавильного котла» в ходе глобализации могут служить сами США, породившие как термин «плавильного котла» (melting pot) так и саму идею полиэтнической («мультикультурной») «нации иммигрантов». Этническая неоднородность американского общества сохраняется и нарастает. По мнению Эдуарда Лозанского, автора монографии «Этносы и лоббизм в США» (2004) [3], этнические диаспоры и меньшинства США все больше обособляются и конкурируют, формируя в органах власти влиятельные лоббистские группировки, сопоставимые с корпоративным лобби (ТНК) и партийной системой. Более того, этнические лобби США все активнее лоббируют интересы государств происхождения, превращая иммигрантские общины в колонии, проводящие интересы заокеанских метрополий. Этнические диаспоры «в себе» превратились в диаспоры «для себя». «Ориентация Америки на формирование не единого сплава в «тигле» многих национальностей, а на формирование пестрого многоцветья мультикультурализма привела к логическим результатам – к закреплению позиций этническими меньшинствами» [4, с. 104]. Более того, Э. Лозанский отмечает озабоченность других американских исследователей, в частности, С Хантингтона, перспективами этнической фрагментации американской политической нации, вплоть до угрозы «балканизации» [4, с. 105-109]. Ситуация с категориальным аппаратом теории этноса дополнительно усложняется традиционным определением и нации, и этноса через характеристики принадлежности - общность языка, территории и культуры и др., из чего выводится либо мнимая тождественность данных понятий, либо альтернативность этноса и нации, как социальных групп. Очевидно, что создание адекватного категориального аппарата теории этноса требует четкого разграничения сфер этнического и национального, основанного не на внешних атрибутах, а на сущностных особенностях этноса и нации, как не взаимоисключающих, а, напротив, сосуществующих и взаимодополняющих, социальных групп. По мнению авторов, для объяснения механизма этнокультурной дивергенции, как следствия кризиса гражданских наций в условиях глобализации, как нового «Осевого времени», необходимо признать по меньшей мере следующее. Этнос и нация – не сменяющие друг друга стадии развития, но параллельные, сосуществующие и часто конкурирующие сферы социального бытия: доминирование этнической идентичности оттесняет на второй план национально-государственную (национально-политическую), и наоборот. Этносы сохраняются, несмотря на глобализацию, и сохраняют культурно-историческую преемственность при смене общественных формаций, охватывая большинство населения. Государствообразующие этносы продолжают латентное (скрытое) функционирование, уходя в тень наций, и вновь проявляются при кризисе институтов национального государства - локальном или глобальном. Этнос и нация – качественно различные социальные группы, связанные с различными социальными позициями (социальными ролями), имеющие разный генезис и динамику развития: если этнос сформировался в неолите, то нации (вернее, протонации), как социальный продукт Различие феноменов этноса и нации заключается не во внешних атрибутах, а в механизме воспроизводства и функционирования этноса и нации, как социальных групп. Механизм воспроизводства этноса – непосредственная межпоколенная социальная наследственность, транслирующая этничность через образ (способ) жизни и структуры повседневности. Механизм воспроизводства нации – взаимодействие индивида с институтами государства и гражданского общества, формирующее нацию, как общность, осознающую себя через наличие общих (национальных) интересов, опосредованных национальным государством. Безусловно, устойчивый параллелизм сосуществования этносов и наций (этнической и национальной компонент социума) на протяжении ряда социально-экономических формаций, от Осевого Времени до периода глобализации, далеко не очевиден. С одной стороны, осознанию совместного существования этноса и нации, как самостоятельных социальных институтов, мешает категориальная неопределенность, связанная с эволюцией соответствующих понятий (нации и национального, этноса и этнического). Однако основным препятствием для осознания сосуществования этничности в условиях индустриализма и постиндустриализма, является убеждение в «остаточности» и, соответственно, все меньшей актуальности этничности, якобы быстро и необратимо уничтожаемой в ходе дивергентных социальных процессов - изменения образа жизни (урбанизация, миграция), унификации массовой культуры. С точки зрения традиционной этнографии и фольклористики, этносы, особенно государствообразующие, «исчезли» еще в середине прошлого века. Таким образом, этнос не исчез в ходе трансформации в нацию, а, начиная с Осевого времени, был поэтапно вытеснен из сферы политических и производственных отношений на бытовой, латентный, уровень, в сферу частной и семейной жизни. В то же время, полевые социологические исследования, включая переписи, уверенно фиксируют наличие у подавляющего большинства населения, включая население мегаполисов, отчетливой и устойчивой этнической идентичности, отличной от национально-государственной. По мнению авторов, суть феномена этничности и его независимости от государственно-гражданской сферы – не столько во внешних атрибутах, сколько в механизме воспроизводства этничности – непосредственной социальной наследственности, не опосредованной внешними социально-политическими институтами и включающей в себя трансляцию этнической идентичности и характерных для этноса образа жизни, ценностей и моделей социального поведения через механизмы длительного, повседневного повторяющегося взаимодействия, подражания и социально-ролевого поведения в ближайшем, как правило, родственном и соседском социальном окружении. На социальную основу современной этничности, принципиально отличную от политических институтов гражданского общества, обратила внимание школа Фернана Броделя, который ввел понятие «структур повседневности» [5]. С понятием структур повседневности сближается понятие образа жизни (способа жизни), как типичных для конкретно-исторических условий способов, форм и условий индивидуальной и коллективной жизнедеятельности человека, формирующего типичную для социальной группы (в том числе – для этноса и нации) индивидуальность. Структура повседневной жизни, взаимодействие с окружающей с социальной и природной средой вырабатывает уникальный способ жизни, который является сущностной характеристикой этноса. Способ жизни подвергается изменениям, но эти изменения психологически незаметны для членов этноса и осознаются только через достаточно большие интервалы времени, не влияя на коллективное ощущение общности. А повседневная структура жизни воспринимается как некое постоянное и надличностное, что в свою очередь, приводит к ощущению психологической стабильности и неразрывности социальной жизни этнической группы. Историческая память этноса воспринимает время как непрерывность, включая времена кризисов и катаклизмов. Соответственно, внешние атрибуты этноса – этническая территория, язык, религия, культура, оказываются лишь производными от основы этничности – непосредственной социальной наследственности, основанной на длительном и тесном социальном взаимодействии в рамках «структур повседневности» и образа жизни. Соответственно, из природы этничности, основанной на образе жизни, массовых и повседневных горизонтальных социальных взаимодействиях, вытекают характерные для этноса, как социальной группы, свойства – высокая инерционность, эволюционный, непрерывный и преемственный характер изменения, сохраняющий не только символическую, но и прямую преемственность современных этносов по отношению к исходным этносам исторического прошлого. Это означает, что и в эпоху глобализации этнос с его механизмами горизонтальных децентрализованных связей и социальных сетей далек от исчезновения, хотя бы в силу того, что составляет повседневную социальную среду индивида и охватывает большие массы людей. Этнос существует, оставаясь основным механизмом воспроизводства образа (способа) социальной жизни. Вместе с тем, современный этнос, как порождение образа жизни и структур повседневности, претерпевает качественную трансформацию, связанную с постоянной адаптацией к реалиям быстро меняющейся глобальной среды. Глобализация, как новое «Осевое время» Одна из парадоксальных особенностей глобализации – ее неновизна. Так, взаимодействие цивилизаций и культур приобрело постоянный характер еще в Осевое время, а основные черты экономической глобализации, включая господство международного финансового капитала, сформировались и были отражены в теории империализма Каутского и Ленина сто лет назад. Тем не менее, современная эпоха имеет ряд качественно новых черт, позволяющих говорить не о сумме кризисов, а о переломе эпох, сопоставимом с Осевым временем Карла Ясперса, то есть об «Осевом времени-2», снимающим и завершающим не исторический период, не господство определенной социально-экономической формации, а всю двухтысячелетнюю эпоху эволюции государств и самоускоряющегося научно-философского прогресса. Прежде всего, глобализация нарушила принцип целостности государств, как ограниченных в пространстве автономных и саморегулируемых социально-исторических организмов. Начиная с ранней античности все известные социумы были закрытыми ( в естественнонаучном плане) системами, в которых внутрисистемные связи превалировали над внешними, благодаря чему внешние взаимодействия не влияли на качественное состояние социальной системы. Выполняя функциональные роли в сравнительно замкнутой системе социального организма, социальные группы ( классы, сословия, варны, локальные этносы) были как объективно, так и субъективно заинтересованы в устойчивом симбиотическом сосуществовании, поддержании гомеостаза внутренней среды, в росте и развитии социального организма в целом. Закрытость систем сама по себе является мощнейшим средством и стимулом саморегулирования системы. Существенно также, что закрытость системы – необходимое условие ее субъектности и самоидентификации во внешней среде. Помимо пространственной, культурной и экономической замкнутости внутренней социально-экономической среды, целостность государства, как социальной системы, обеспечивали отношения управления, мотивирующие или принуждающие части функционировать в интересах целого. Включая традиционный этнос в качественно новые политические и идеологические рамки территориального государства и соседской общины, Осевое Время заложило основу наций, как социальных групп, объединенных не кровным родством, а социокультурной «почвой» - общей социальной средой, одним государством и вытекающими из этого общенациональными интересами. Так возник современный мир, как сообщество взаимодействующих и взаимно стимулирующих развитие друг друга, но при этом автономных и обладающих субъектностью государственных организмов. Качественное отличие глобализации, как антитезы Осевого Времени - превращение национальных государств в открытые системы, внешние связи в которых все больше превалируют над внутрисистемными. Тем самым открытая Осевым временем эпоха эволюции политических наций, как автономных социальных организмов, завершилась кризисом их целостности и субъектности – причем на высшем уровне экстенсивного и интенсивного развития производительных сил, когда ограничителем производства и потребления стала не численность социума и производительность труда, а природно-ресурсные ограничения. Модель развития, возникшая в Осевое время, исчерпала себя, дойдя до физического предела своей применимости. Превращение национальных государств в открытые экономические и социальные системы привело не столько к их слиянию, сколько к многочисленным конфликтам совместимости и разрушению социальных структур и механизмов национальных государств. Нарушение целостности и относительной закрытости «классического» национального государства, как фактора саморегулирования, размывание субъектности и идентичности нации неизбежно привело к системному кризису всех локальных социумов мирового сообщества. Следует подчеркнуть, что ресурсно-демографический кризис, ограничив производство благ сырьевым пределом, разрушил государства, как социальные организмы, не только извне, но и изнутри, разрушив основы симбиоза базисных социальных групп, верхов и низов. Классическое государство, мощь , богатство и безопасность которого определялась количеством и качеством населения, разбилось о ресурсный барьер. В условиях ресурсно-демографических ограничений двухтысячелетний симбиоз элит и социального большинства распадается: элиты заинтересованы не в количестве и не в качестве (производительность труда) населения, а в снижении и количества населения, и его потребления. Вопреки всеобщему мнению, кризис социального государства вызван не столько глобализацией экономики, как таковой, сколько объективным исчезновением национальных интересов, как совпадающей части интересов элит и зависимых социальных групп. И если еще с «Осевого времени» до конца 20 в. антагонизм классовых интересов компенсировался и регулировался объективной необходимостью социального партнерства - симбиоза или хотя бы социального паразитизма в интересах выживания социального организма в целом, то в условиях ресурсно-демографических ограничений выгоды элит от сокращения зависимого населения все более перевешивают выгоды от его роста, выгоды от обнищания превышают выгоды от его благосостояния. причем не только на локальном, но и на глобальном уровне. Главное отличие современности, как «Осевого времени-2» то, что человек, как основной ресурс социального строительства и абсолютная моральная ценность мировых религий, перестает быть ценностью для элит – и в качестве «говорящего орудия», и в качестве плательщика податей и налогов, и в качестве покупателя, и в качестве «пушечного мяса». В этих условиях социальное государство благосостояния, как механизм гармонизации групповых интересов, подвергается утилизации и экспроприации со стороны элит. Современное постиндустриальное и «постнациональное» государство - не столько жертва, сколько форма и орудие целенаправленной экспроприации и утилизации элитами и самого государства, как политического и экономического субъекта, и нации, как базовой социальной группы, и населения, как социобиологической основы нации. Настоящий, не компенсированный общенациональным интересом и взаимозависимостью, антагонизм интересов элит и социальных низов, возник только в эпоху глобализации. Нарастающий антагонизм элит и масс, освобожденных от «сдержек и противовесов» социального партнерства в рамках государства, заставляет весьма критически оценить предложения о создании глобальной администрации, как панацеи от социальных издержек глобального рынка. Потенциально решая вопрос управляемости глобальной «империи», идея глобального администрирования обходит вопрос о целях, интересах и критериях этого администрирования, а также проблему ответственности глобальных администраторов. Мировое правительство, явном или неявном виде, будет лишь инструментом в руках тех же «освобожденных» от локальной ответственности элит, жизненно заинтересованных в сокращении и обнищании населения. «Мировое государство» будет изначально поражено тем же конфликтом, который разрушил социальные государства послевоенного мира. Таким образом, основное качественное отличие современной эпохи – порожденная глобальным ресурсно-демографическим кризисом объективная и субъективная заинтересованность элит в количественном и качественном сокращении населения, фактически - в геноциде зависимого населения.
Закат Человека: микрокосма к орудию
Разрушая государства и нации, глобализация подвергает сомнению и такое завоевание Осевого Времени, как идею совершенствования человека, как цели и меры бытия, восхождения человека и общества от плотского бытия к вершинам абсолютного ( божественного ) совершенства и знания. Иными словами, Осевое Время дало Человечеству установку на опережающее личностное и интеллектуальное развитие человека, как составного элемента общества. При всем многообразии учений Осевого времени в их основе лежал единый идеал универсального человека, как микрокосма, отражающего и вмещающего в себе многоплановую, связную модель породившего его общества с его историей, культурой и этикой. Микрокосма, в силу своей избыточности способного к не только к целостному отражению, но целостному творению общества, созиданию «Царства Божия на земле». Соответственно, учения Осевого Времени (за исключением разве что китайского легизма) мыслили создание совершенного общества как добровольное соединение, «самосборку» в социальную систему личностей, несущих в себе общий идеал совершенного общества, слияние совершенных индивидов в идеальную коллективную личность. Соответственно, главным направлением развития стало развитие внутренней сложности личности, способности к рефлексии и саморефлексии, принципиально опережающее утилитарные потребности повседневной жизни. Соответственно, возникли и развивались социальные институты накопления, обобщения и расширенного воспроизводства знаний и моделей поведения (идеалов и социальных норм), гарантирующих общество от регресса. Главным движителем социального прогресса было расширенное воспроизводство фундаментальных знаний и их носителей, делающее вчерашнее достояние немногих лучших достоянием многих. Что касается материального производства, то в учениях Осевого времени оно рассматривалось, как обеспечивающий, инструментальный аспект бытия, доминирование которого несло угрозу обществу и личности, как его первоэлементу. От характерной для этноса передачи эмпирических знаний через структуры повседевности и образ жизни, Человечество совершило скачок к расширенному воспроизводству носителей знаний и моральных ценностей, каждый из которых «стоял на плечах гигантов», получая всю сумму знания, накопленного цивилизацией, а не прожиточный минимум члена традиционного общества. Переход от религиозных учений к эпохе Просвещения с ее концепцией нового человека, как обладателя и распространителя целостного и универсального знания, был не отрицанием, а развитием общей тенденции опережающего развития человеческого потенциала. Именно благодаря избыточности, фундаментальности и общедоступности знания научный, моральный и экономический прогресс стал не просто непрерывным, а самоускоряющимся: если «случай одаривает лишь подготовленные умы» (Луи Пастер), то темпы развития зависят от количества «подготовленных умов». Своего пика система фундаментального образования достигла в середине-конце 20 в. – и по количеству выпускников, и по объему получаемых знаний. Однако сегодня налицо очевиден кризис воспроизводства человеческого потенциала: налицо тенденция отказа от принципа фундаментального образования не только на уровне школы, но и на уровне университета. В качестве альтернативы классическому фундаментальному образованию, непосредственно продолжающему традиции философских школ Осевого времени, повсеместно провозглашается идея «функциональной достаточности» образования, содержание которого «определяют работодатели» - очевидно, исходя из минимально необходимых должностных требований. Если на пике научного прогресса потребность в носителях фундаментальных знаний достигала миллионов человек, то сегодня темпы научного прогресса, определяющие потребность в специалистах высокого уровня, опасно снизился, ставя вопрос об устойчивом сохранении критически важных технологий, невозможном без сохранения научных школ и научных коллективов. Более того, для государств экономической и сырьевой периферии непосредственная экономическая потребность в научных кадрах высшей квалификации отсутствует, как таковая. После выхода Человечества на уровень ресурсных ограничений дальнейший рост производительности труда, сокращая как занятость в производстве, так и потребность в квалифицированном и умственном труде – объективно сокращает общественную потребность в массовой интеллигенции, как носителях фундаментальных знаний. Прогресс организационных технологий, доведя разделение и регламентацию труда до предела, дополнительно снизил и качественные требования к персоналу: если первые ЭВМ создавались и обслуживались выпускниками университетов, то сегодня даже высокотехнологичное производство перемещается в «третий мир» - из Европы в Турцию, из Японии – в Малайзию. Соответственно, «запросы работодателей», сделанные основой образовательной политики, закономерно ведут общество к интеллектуальной деградации до уровня минимальных функциональных навыков пользователя, но не создателя, искусственной среды. Дополнительным фактором интеллектуальной деградации стало тотальное распространение цифровых технологий, благодаря которому машины в массовом порядке замещают не только физическую силу работника, но уже и умственный труд, снижая потребность и в количестве, и в качестве носителей знаний. Внешняя доступность знаний, как информации, снизила и социальную привлекательность знаний и образования. Интеллектуализация массовых прикладных технологий (Интернет и другие цифровые технологии и сервисы, автоматизированные рабочие места клерков) привела к прогрессирующей деинтеллектуализации массы пользователей. Прошлый умственный труд, овеществленный и тиражируемый в цифровой среде, все более заменяет «живой» умственный труд реального специалиста и ученого. К суженному воспроизводству интеллектуального потенциала ведет характерное для постиндустриальной экономики превращение знаний из общественного достояния в коммерческую интеллектуальную собственность, отчужденную от создателей. Массовое физическое вымирание Человечества еще не началось, но его «мозговая смерть» уже при дверях: непосредственная, сиюминутная потребность в носителях фундаментальных знаний снизилась до критического уровня, социальные механизмы массового воспроизводства носителей фундаментальных знаний деградируют, преемственность научной традиции теряется. Таким образом, если Осевое время запустило механизм непрерывного и самоускоряющегося прогресса, основанного на опережающем, расширенном и заведомо функционально избыточном воспроизводстве носителей фундаментальных знаний и ценностей, то глобализация, как отрицание Осевого Времени К.Ясперса, обозначила разворот к суженному воспроизводству человеческого капитала, примитивизации и деморализации массового человека, что парадоксальным образом обусловлено технологическим развитием, все более сокращающим потребности общества в живом умственном труде.
Заключение Современный глобальный кризис принципиально несводим к его экономической, технологической и ресурсно-демографическим компонентам. Налицо – объективно обусловленная деградация универсальных, базисных институтов и ценностей, общих для ведущих мировых цивилизаций, сложившихся в узком временном интервале т.н. «Осевого (поворотного, переломного) времени» (К. Ясперс) и обеспечивших устойчивый духовный и материальный прогресс Человечества, как системы взаимодействующих социальных организмов, в течение последних двух тысячелетий. Человечество вступило в новое Осевое время (Осевое время-2) - новую переломную эпоху, потрясающую глубинные, надцивилизационные и надформационные устои цивилизации, утрата которых чревата социальными катастрофами и переходом к глубокому и длительному социальному регрессу. ЛИТЕРАТУРА [1]. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1991, c. 32-50 [2] Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. 3-е изд., исправленное. — М.: Книжный дом "Либроком", 2009. — 440 с [3] Лозанский Э.Д. Этносы и лоббизм в США. О перспективах российского лобби в Америке. – М.:Международные отношения, 2004. – 272 с. [4] Huntington S. The Erosion of American National Interests// Foreighn Affairs. – 1997. Sept./Oct. – p.35. [5] Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв. т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное.- М.:, «Прогресс», 1986 - 624с.
|
|
|